"Завывающий демон".
Карта не открывает колоду. По сути, все карты в колоде идут без нумерации,
в порядке, который выбирают сами. Эта карта была создана последней,
но оказалось пророческой, потому я с нее и начинаю. В нарисованном иллюзорном
мире, в обломках скорлупы сидит и рыдает демон. Это выдуманная скорлупа
выдуманного мира. Крушение ее могло быть вызвано землетрясением, а могло
- дуновением ветерка: декорации из папиросной бумаги всегда крайне хрупки.
Демон же, в отличие от своего "мира" вполне живой, реальный.
Его плач больше похож на стон. Карта не зря затемнена - демон панически
боится света, но еще больше он боится идти во тьму. Ему кажется, что все
вокруг него - враждебно, что его гибель наступит немедленно, и он этого
почти желает. Он закрывает лицо руками: от всего, от действительности,
которая его окружает, от света, который и разрушил его уютное гнездо.
Свет смял ложные иллюзии, но он не может навредить истинной реальности.
Свет не разрушает демона, не жжет его, но сам демон не может даже этого
увидеть. Он сейчас - одно сплошное рыдание. Во многом - эта карта роскоши,
которая всегда сопутствует жалости к себе. Демон сидит так уже какое-то
время, и стенки его "домика" вполне могут рухнуть ему на голову,
если он не перестанет завывать. Это карта потери, и потери тем более болезненной,
что она открывает путь на волю, путь из скорлупы, из тухлого гнезда с
вонючей подстилкой. Маленький мирок, в котором жил этот демон, каазлся
ему временным пристанищем, ступенькой в новый светлый мир. Но к тому,что
этот мир может действительно оказаться светлым, демон оказался не готов.
И вот он активно себя оплакивает. Это несомненно карта горя, плача. Значение
карты можно также охарактеризовать фразой: "Громче всех рыдает самый
виноватый". Виноватый, в частности в том, что позволил себе роскошь
самообмана. Место, которое ты привык считать своим, уютным, родным и правильным
- погибло. А ты остался жить. И выбор здесь - либо пройти через плач,
через боль, встать и быть демоном, либо плакать вечно. Эта карта не сулит
гибели, но предупреждает о том, что горевать по пролитому молоку можно
бесконечно долго.